Город дважды подвергался воздушным налетам. И бомб на него сброшено больше, чем накануне, 41 фугасная и 1700 зажигательных. 8 фугасок не разорвалось, 4 упали в Неву. Пожары, возникшие от зажигательных бомб, были быстро ликвидированы.
По радиотрансляционной сети впервые передано оповещение об обстреле: Граждане, район подвергается артиллерийскому обстрелу. Движение транспорта прекратить, населению укрыться". Оно адресовалось Октябрьскому району. Впоследствии такое оповещение передавалось многократно во всех районах города.
Важное задание свело в этот день бойцов 14-го полка связи, моряков буксирного парохода "Буй", рабочих завода "Севкабель" и водолазов экспедиции подводных работ особого назначения. С баржи, буксируемой пароходом, они проложили подводный телефонный кабель по дну Ладожского озера от западного до восточного берега.
Изрядно штормила Ладога, а километр бронированного кабеля весил ни мало ни много 8 тонн. До этого на дно дважды укладывался обычный телефонный кабель, но вода быстро разрушала резиновую и пластиковую изоляцию. После укладки бронированного кабеля Ленинград получил надежную связь с Большой землей.
29 октября было принято два постановления, как бы взаимно дополнявших друг друга. От имени Президиума Верховного Совета СССР Военный совет фронта наградил 80 наиболее отличившихся в битве за Ленинград бойцов, командиров и политработников орденами и медалями. Постановлением исполкома Ленгорсовета награждены те, кто самоотверженно боролся с последствиями вражеских бомбардировок Ленинграда. 56 человек получили ценные подарки, 85 Почетные грамоты Ленинградского Совета, 15 денежные премии.
В числе награжденных не только бойцы местной противовоздушной обороны, но и домохозяйки, и даже дети. Награды, в частности, получили школьники Виктор Куропат, Валентин Чадров, Юрий Гамелайнен, Евгений Глатков, Иван Деденков
Отправляясь на боевое задание, штурман подводной лодки Л-2 поэт лейтенант Алексей Лебедев написал в этот день матери: "Дорогая и милая моя мама! Когда ты получишь это письмо, я буду далеко в море Не смущайся, если даже до половины декабря не будешь иметь обо мне известийДней пять-шесть налетов не было, а сейчас гады опять летают и бомбят. Вглядываюсь в город, особо прекрасный в своей трагической красоте. Сейчас, в милую осеннюю пору, особенно чувствуешь, как хороша жизнь, как кратковременна она, как бессмысленно уничтожение на войне всего лучшего, что вырастило и сделало человечество, и вместе с тем выход только один: драться, драться и драться, только огнем, только сталью, только тремя жизнями за жизнь можно сломить орды этой дегенеративной и безумной сволочи, идущей на нас. На этом стою. Не говорю „прощай", светлая моя мама, сто раз целую милые твои руки, серебряные волосы, глаза, губы.
Твердо верю, что мы победим. Твой Алексей".
А Николаю Кузьмину, тоже отправлявшемуся на очень опасное дело, писать об этом родным и близким не полагалось. О боевом задании, которое он получил, кроме него самого и двух его напарников молодых ленинградцев Ивана Голубцова и Петра Петрова знал лишь контрразведчик Дмитрий Дмитриевич Таевере
Разведчик Николай Кузьмин, о чьем донесении, переданном из-за линии фронта, 19 сентября доложили генералу армии Г. К. Жукову, сегодня, 29 октября, в четвертый раз уходил в тыл врага. Ему предстояло пройти десятки километров по занятой гитлеровцами земле, пересечь еще одну линию фронта, теперь уже на волховской стороне, и 15 ноября в районе станции Погостье выйти к своим.
Уходя в неизвестность, он не мог не то что написать, а даже просто передать привет родным и товарищам по Сестрорецкому заводу.